Вот и оно) Название не придумывалось, поэтому сперла у Placebo. Все равно во время написания на репите слушала Blind.
Don't go and leave me, кода к 5.01, винцест, ангст, романс
Ты пытаешься справиться: прижимаешь крепко сжатые кулаки к бедрам, опускаешь голову, прячешься за слишком густой челкой, - но какая-то девчонка, сидящая за столиком у окна, все равно что-то замечает, когда ты входишь в кафе. Опущенные плечи, в груди будто камень застрял (только больше и больнее), усталый взгляд - не спал ночью, потому что негде и не с кем и незачем и хочется выйти куда-нибудь на перекресток и продать свою глупую, бесполезную душу, просто чтобы пропасть, уйти - в ад, куда угодно, ведь это хуже, чем ад, и в твоем мире попросту не осталось больше ничего кроме вины и остатков любви, такой горькой и бесполезной.
Девчонка наверное думает - «может девушка бросила». Или еще что-то в том же духе - обычное, как будто из совсем-совсем другого мира, забытого за порогом белого света и апокалипсиса и предательства и боли. Ты становишься у барной стойки и просишь кофе. Где-то за стенами кафе - чистое светлое утро и солнце светит нестерпимо ярко. Где-то за стенами кафе, дальше, дальше, по одному из сотен шоссе несется черная машина, и пассажирское сидение в ней пустует. Где-то еще дальше, в доме, слишком большом для одного человека, ходит мужчина, ступая босыми пятками по холодным половицам, и планирует апокалипсис.
А у тебя в голове - сотни слов, и они проносятся на безумной скорости, задевая нервные окончания и будоража память. И ты смотришь в свой кофе так долго, что начинает казаться, будто твои глаза в отражении заполнены чернотой. Тогда ты зажмуриваешься и, понимая, что пора уходить, встаешь и выходишь из кафе.
Ты думаешь - так надо, так правильно, так лучше, так...
Если бы ты знал номер шоссе или хотя бы направление, ты бы поймал попутку, пошел пешком, ты бы побежал, ты бы... Но ты не знаешь, и где-то под ребрами - зуд, как напоминание, и ангел-хранитель твоего брата сказал, что теперь вас не найдут и что лучше вам быть сейчас не вместе.
Это бред какой-то. Просто совершеннейшая чушь. В вашем мире нет понятия «не вместе». «Не вместе» - это смерть, ад, твоя глупость и Стэнфорд. Все по твоей вине. А ты учишься на своих ошибках, поэтому и стоял еще десять минут после того, как Импала скрылась из вида - ты почти не заметил, как машина исчезла в темноте, мешало смотреть что-то - словно мутное стекло или тонкая пленка. Если облизнуть губы, можно почувствовать соль.
А потом ты оказался в этом городе. Кофе и сочувственные взгляды. Впереди - неизвестно сколько дней одиночества и бесполезности. Охотиться нельзя. Подставляться нельзя. Показываться нельзя. Дин знал, что теперь-то ты выполнишь все, что он скажет.
Город оказывается совсем маленьким. Обойдя окрестности за час с лишним, ты селишься в единственном мотеле. По привычке берешь комнату на двоих, а потом десять минут тупо пялишься на две совершенно одинаковые кровати, медленно пытаясь сообразить, на какую положить свои вещи. Будто ждешь, что вот-вот Дин отпихнет тебя в сторону, фыркнув: «Хватит торчать на пороге, дубина!» - и займет ближайшую к двери кровать.
В какой-то момент ты чувствуешь сосущую пустоту в районе солнечного сплетения. Будто ты вернулся на год и четыре месяца назад и вся твоя жизнь снова разлетелась, разорвалась на куски, ничего попросту не осталась, только эта глупая надежда на то, что ты все равно сможешь сделать хоть что-нибудь, повернуть время вспять, спуститься в ад, продать душу. Наглотаться снотворного, перерезать вены или как там еще заканчивают свой идиотский жизненный путь девочки из сопливых романов - может, тогда ты попадешь к нему.
Ты все еще не можешь заставить себя переступить порог. Ты опираешься ладонью о косяк - дверь такая старая, что местами из-под уже давно не блестящего лака появляются островки шершавой древесины, - и маленькая щепка впивается прямо тебе в ладонь.
Тебе совсем не больно.
Потом ты несколько часов разбираешь вещи и перекладываешь их с места на место, лежишь то на одной кровати, то на другой, ходишь от окна к двери, читаешь какие-то книги, которые дал Бобби - «Курс юного борца с апокалипсисом, парни», - спускаешься из номера в холл, спрашиваешь что-то у консьержа - вроде бы, где ближайший магазин. Возвращаешься в номер почему-то с черничным пирогом и двойным чизбургером, к которым даже не прикасаешься после того, как кладешь их на тумбочку у свободной кровати.
Будто без охоты и Дина твоя жизнь становится похожа на чертову ленту Мебиуса - поспал-поел-походил-поспал-поел. Ты бесконечно переходишь из одной плоскости в другую, абсолютно такую же гладкую и пустую, и не можешь сорваться вниз. И не можешь прыгнуть вверх.
Твои дни наполнены солнечным светом и книгами. Ты почти не ешь и не можешь спать. Но ты благодаришь Бога - или кого там еще - что на самом деле это не так, совсем не так, как было тогда. Тогда ты остался по-настоящему один, но теперь-то ты знаешь, что Дин жив - а большего тебе и не нужно.
Только почему так холодно?
По радио больше не передают апокалипсис. Ты не смотришь новости. Ты хочешь, чтобы твой брат вернулся. Но ты ничего не можешь сделать.
Нужно было сказать хоть что-то, а не стоять столбом, но все силы ушли на то, чтобы не сорваться - не заплакать, не потянуться, не прикоснуться. Ты чувствуешь: он не хочет, чтобы ты к нему прикасался. Он не хочет остаться. Он не хочет тебя. Он не верит тебе. И ты уже ничего не можешь сделать, потому что делать что-то нужно было раньше, а теперь это бесполезно, ты просто разрушил все на хрен. Вам дали второй шанс - когда ты думал, что больше уже никогда не увидишь брата, - а ты проебал этот шанс.
И на этот раз, если ты скажешь «не уходи», это ничего не изменит. Просто тебе всегда казалось, что терпение Дина, выданное ему Богом специально для тебя, - бесконечно. И поэтому когда оно кончается, ты просто не знаешь, как на это реагировать.
Каждое твое утро похоже на предыдущее. Каждая секунда твоей жизни тянется медленно и неровно, тыкая тебя носом в твою же собственную бесполезность. Или мы уже говорили про это?
В общем, ты не знаешь, сколько проходит дней. Как-то раз ты просто выходишь из города (на самом-то деле даже лента Мебиуса сделана из бумаги, это все знают) и идешь по дороге, ведущей на север. Когда город скрывается из вида, ты скидываешь с плеча полупустой рюкзак и садишься на обочине. Ты достаешь из кармана телефон. Ладно, Кастиэль сказал, что вам нужно быть пока «не вместе», что так вас будет еще труднее найти, блаблабла. И ты помнишь слова Дина, и он, наверное, даже слышать тебя сейчас не хочет, и ты просто идиот, и твой палец всего на секунду замирает над зеленой кнопкой, когда в списке контактов ты доходишь до короткого и знакомого «Дин». Но тебе все равно. Ты сделал достаточно ошибок. Хватит.
Дин поднимает после первого же гудка. Вы начинаете одновременно:
- Дин.
- Сэмми.
Потом он фыркает и произносит:
- Давай ты.
Можно, конечно, сказать что-нибудь колкое в ответ, но ты так устал, что все равно на ум ничего не приходит, поэтому ты просто сразу говоришь то, что не в голове, а под ребрами:
- Я. Дин... блядь. Я не знаю, где я. Ты просто приезжай, ладно?
Тебе почему-то кажется, что он улыбается - морщинки у глаз и закушенная губа. Тебе до боли, до физического дискомфорта не хватает его рядом. Он нужен тебе прямо сейчас, на обочине этой чертовой дороги. Ты бы просто обнял его, ты бы молчал обо всем - если он этого хочет. Ты бы наконец-то прикоснулся к его губам - ведь за последние месяцы ты уже забыл их вкус. Ты забыл, как это - прикасаться к нему раскрытыми ладонями, а не кулаками. Ты.
- Уже, - непонятно прерывает он твои мысли.
У тебя на губах вопрос, но ты не успеваешь его задать, потому что из-за поворота выезжает Импала, и, кажется, твое сердце забыло, что еще и биться-то нужно. И совсем нет кислорода.
Машина тормозит рядом с тобой и Дин тут же выходит из нее, нетерпеливо захлопывая дверь. Потом он просто прислоняется бедром к боку Импалы и замирает, засунув в карманы руки. Лучи солнца играют на такой привычной кожанке, и тебе хочется провести по ней рукой, снизу вверх, забраться под воротник - ощутить такое знакомое тепло, коснуться ладонью ключиц, шеи. Дин слегка улыбается - словно твои мысли читает. И ты неуверенно - ты ведь еще не знаешь, чего он хочет, но догадываешься - улыбаешься в ответ. Думаешь - а пошло оно все к черту - и делаешь шаг к нему на встречу. Дин не хмурится, и тогда ты подходишь еще ближе, совсем близко, на расстояние дыхания, и кладешь руку ему на грудь.
- Дин, я. как ты.
- Вытребовал название города у Каса. Чувак, он назвал меня безмозглой задницей, прикинь? Еще немного и его выгонят из ангельской лиги за сквернословие!
Дин - не любитель слезных примирений с долгими разговорами и прочей чушью.
Он просто накрывает твою ладонь на своей груди и вы целуетесь - сначала неуверенно и немного неудобно, но потом ты чуть поворачиваешь голову, а Дин проводит языком по твоей нижней губе и тебе глупо, по-идиотски хочется, чтобы этот поцелуй не кончался. Тебя на мгновение обхватывает паника, когда Дин отстраняется, но он просто говорит:
- Залезай уже скорее в машину. И где здесь ближайший мотель? Нам понадобится огромная кровать.
Ты знаешь, что вам все равно придется поговорить обо всем произошедшем, ты знаешь это. Но пока тебе достаточно просто сидеть рядом с Дином, зная, что он больше никуда не уйдет.
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий